Почему в России не получилось, или история несозданной Силиконовой долины

«Русской Силиконовой долиной», ещё на стадии проекта, называли «Сколково», но этот статус так и остался маркетинговым ярлыком. У России — мощная научная база и талантливые айтишники, но создать экосистему мирового уровня пока не удалось. Почему точечные успехи не стали глобальными?

Вячеслав Ананьев

генеральный директор компании «ДатаИст»

Анна Гагарина

сертифицированный карьерный консультант, HR и основатель сервиса Job Mentor

Иван Лебедев

генеральный директор «Элрон», основатель первого российского приборостроительного форума «Прибориум»

Павел Охонин

партнёр инвесткомпании KAMA FLOW 

Идея создать в России аналог Кремниевой долины* будоражила умы политиков и предпринимателей с 2009 года, когда родилась идея «Сколкова». Это название звучало почти как заклинание, символизируя надежды на технологический рывок. Но первые настоящие решения подстегнула пандемия коронавируса 2020 года, когда весь мир ушёл в онлайн, и возникла необходимость развития платформ и сервисов — тогда IT-отрасль России развилась стремительно, но экосистемы мирового уровня всё равно не случилось. Мы поговорили с экспертами российских и международных компаний о том, почему так происходит.

Скопировать Кремниевую долину не равно понять её суть

Кремниевая долина — место, где сошлись воедино три вещи: деньги инвесторов, готовых рисковать, вкладываясь в смелые идеи; мощная научная база местных университетов и особый подход к стартапам: там не боятся пробовать новое, и неудачи считают не позором, а уроком. Как отмечает генеральный директор компании «ДатаИст» Вячеслав Ананьев, американский феномен вырос органично — как инструмент поддержки идей в уже сложившейся среде:

Долина возникла не с нуля, а с индустриального парка, который построили на пустующих землях Стэнфорда рядом с аэрокосмической базой ВВС США. У нас такое могло возникнуть только на базе научных организаций, и прообразом таких долин могли стать академгородки по всей стране, если бы могли безвозмездно расширяться, и у каждого бы появился крутой заказчик-потребитель.

Вячеслав Ананьевгенеральный директор компании «ДатаИст»

В России, по мнению Ананьева, сделали ошибку, пытаясь скопировать только результат, но не воссоздав такие же исходные условия:

Тема эта животрепещущая и деликатная, учитывая, что проблемы — системные. В США сложилась IT-индустрия, которая объединяет производство вычислительной техники, разработку софта, обучение инженеров и пользователей, систему продаж и технической поддержки. Всё это развивается по эволюционному принципу: сложное ПО требует мощного оборудования и подготовленных пользователей; квалифицированные пользователи требуют продвинутых функций и высокой скорости обработки информации; производители сверхмощного оборудования требуют, чтобы под него находили сверхзадачи и разрабатывали суперумный софт. И всё это базируется на сильной платформе научных исследований — частных и государственных. Кремниевая долина возникла из-за концентрации инновационных идей в очень денежной среде. В нашей стране не было такой благоприятной среды. Мы утратили мощь науки и некоторые передовые разработки советских инженеров, да и кадры успели «разбежаться». Попытка сконструировать в России что-то подобное Кремниевой долине была обречена на провал. Далеко не всегда повторение за кем-то даёт результат, даже при наличии денег и желания.

Эта мысль ведёт к первому выводу: в России долго создавали «оазисы» административными методами, в то время как успешные кластеры в других странах часто вырастали «снизу» — вокруг сильных университетов и в ответ на острый рыночный спрос.

Как отметила сертифицированный карьерный консультант, HR и основатель сервиса Job Mentor Анна Гагарина, Кремниевая долина в широком смысле — это географическая локация, где физически сосредоточены технологические компании, их специалисты, а также люди и организации, которые у них покупают.

В России схожую роль играют Москва и Московская область, что хорошо видно по распределению вакансий в высокотехнологичном сегменте. Сильные отраслевые R&D‑центры также есть в Санкт‑Петербурге, Новосибирске и Казани. Если говорить про деньги, разработка ИИ‑инфраструктуры, фундаментальных моделей, облачных решений и микрочипов требует миллиардных вложений задолго до выхода на прибыль, а цикл разработки может занимать десятилетия. При таких инвестициях продукт почти всегда должен быть ориентирован на глобальный рынок, при обязательном наличии надёжной защиты прав собственности, в том числе интеллектуальной. Формат и скорость достижения этих условий в разных странах и регионах могут существенно различаться, что влияет на темпы развития локальных техноэкосистем.

Анна Гагаринасертифицированный карьерный консультант, HR и основатель сервиса Job Mentor

Почему в России вместо единого Технопарка построили много разных?

Вместо «долины» в России сформировался «архипелаг» технологических кластеров, каждый из которых живёт по своей логике и сталкивается со своими вызовами.

Например, Сколково

В 2009 году задумывался как амбициозный проект мирового уровня, призванный стать флагманом российской инновационной экосистемы. Для его реализации оперативно создали беспрецедентные условия: льготный налоговый режим, прямое государственное финансирование через специальный фонд и масштабные гранты. Общий объём инвестиций оценивался в 121,6 млрд руб. И запуск в 2010 году был стремительным. Что, возможно, сказалось на результате.

За годы работы проект показал сильные стороны, но и обнаружил точки роста. С одной стороны, — инфраструктура и необходимые условия для тысяч стартапов. С другой, — грантовая система, которая породила сложную бюрократию; ограничение международного сотрудничества после 2014 года; нехватка проектам рыночного масштаба. В итоге, несмотря на отдельные успехи, первоначальной цели — стать глобальной конкурентоспособной площадкой — не достигли.

В Татарстане запустили Иннополис

Потребность создать в стране собственный центр притяжения IT-кадров и компаний, чтобы остановить их отток за рубеж, оставалась актуальной, и в 2015 году в Татарстане запустили Иннополис — первый в России IT-город и флагман цифровой экономики. В проект также вложили значительные ресурсы: на строительство города и инфраструктуры было выделено изначально 15 млрд руб. из федерального бюджета. Финансирование и господдержка шли через льготы для резидентов (сниженные налоги, страховые взносы), а также гранты от Агентства стратегических инициатив и ВЭБ.РФ.

Но то, что город строился с нуля, в чистом поле, без органичной городской среды и истории, затруднило привлечение людей на ПМЖ, а узкая специализация (фокус только на IT и робототехнике) и географическая удаленность от крупнейших экономических центров страны оказались причиной того, что проект не стал даже национальным массовым хабом.

Новосибирский Академпарк

В один год со Сколково был запущен и новосибирский Академпарк. Это была иная модель, выросшая как раз снизу, вокруг знаменитого Академгородка и институтов Сибирского отделения РАН. Изначальные госинвестиции в парк составили 6,2 млрд руб. Его сила — в глубокой научной базе и фокусе на сложных технологиях: приборостроении, биомедицине, наноматериалах. Но ему хронически не хватает венчурного капитала и связей с глобальным рынком. Инвесторы — далеко, а выход на международный уровень для Science-Tech-проектов — сложная история. Поэтому и здесь воссоздать Кремниевую долину не вышло.

Можно вспомнить и другие точки: реанимирующий промзоны Технополис «Москва», университетские кластеры в Томске или Перми. У них как раз есть концентрация ресурсов и внимания. Но при этом существуют минус — риск остаться изолированными от широкой деловой среды, зависимыми от госзаказа и погрязшими в бюрократии.

Генеральный директор «Элрон», основатель первого российского приборостроительного форума «Прибориум» Иван Лебедев считает такую модель жизнеспособной, но с нюансами:

Яркие примеры, которые мы видим изнутри, — Технопарк Сколково, Новосибирский Академпарк: и там, и там стартапы пробуют свои силы, кто-то растет сразу, кто-то ошибается и перерождается с другими идеями, кто-то, к сожалению, «умирает» и навсегда уходит из предпринимательства. Нетворкинг и благоприятные условия позволяют генерить идеи, находить заказчиков, подрядчиков, единомышленников. Среда подогревает сердца негаснущим огнем, позволяет стартапам осознать, что они не одни, услышать советы от старших коллег. Объединение и квалифицированная поддержка позволяют привлекать инвестиции — частные и государственные, — получать льготы. Есть ли проблемы? Да, ведь «мы не волшебники, мы только учимся». Не нужно забывать, что именно методичная длительная работа дает плоды, а мы, в отличие от многих стран, начали поддержку и развитие стартапов ощутимо позже. В создании условий для стартапов нужна стабильность — тогда мы добьёмся высочайших результатов.

Иван Лебедевгенеральный директор «Элрон», основатель первого российского приборостроительного форума «Прибориум»

И здесь мы упираемся в следующую фундаментальную преграду — дефицит «длинных» денег (вложения на 5-10 лет и более с целью получить значительную прибыль в будущем, а не быстро заработать здесь и сейчас — прим. ред.) и разрыв между наукой и рынком.

Экономика России десятилетиями держалась на экспорте сырья. Это воспитало у инвесторов нелюбовь к риску. Классическая венчурная схема, где прибыль от одного суперуспешного стартапа покрывает убытки от многих провальных, так и не стала у нас массовой. Сильнее всего от этого страдают наукоемкие проекты из регионов: привлечь финансирование из столицы, а уж тем более из-за рубежа, для них — проблема. Партнёр инвесткомпании KAMA FLOW Павел Охонин видит проблему в отсутствии целостной экосистемы:

Феномен Кремниевой долины уникален. Успех проекта сложился из социоэкономических и политических реалий, характерных исключительно для США, а потому не может быть скопирован. В числе подобных реалий — беспрецедентная концентрация университетов мирового класса, крупнейших заказчиков и государственного участия. Другие страны не смогли полностью повторить опыт долины, хотя попыток было много. Управленческая парадигма меняется. Сейчас локализация ресурсов в одной точке не рассматривается как эффективное решение. Ей на смену пришла идея софт-экосистемы — функциональной рыночной цепочки, где взаимодействие между участниками происходит стандартизировано, прозрачно и логично.

Павел ОхонинПартнёр инвесткомпании KAMA FLOW

К элементам такой экосистемы Охонин относит эффективный спрос, конкурентный рынок труда и доступный источник «длинных» инвестиций на всех стадиях роста.

«Но в России каждый из элементов находится в зачаточной стадии», — констатирует он.

Этот системный разрыв не только тормозит рост стартапов, но и напрямую подпитывает болезненную и обсуждаемую проблему — хроническую «утечку мозгов», которая сегодня приобрела новую — цифровую — форму (когда человек физически находится в России, но работает на иностранные компании).

Почему виноваты те, кто уехал: утечка мозгов

Пик оттока высококвалифицированных кадров, по наблюдениям экспертов, пришелся на 2022 г.: тогда, по оценкам Минцифры РФ, за границу уехало около 100 тыс. айтишнков. Сегодня, как отмечает Павел Охонин, часть специалистов вернулась (согласно оценке AWG, таких было 85%), многие работают удаленно на зарубежные компании, оставаясь физически в России. Однако эксперт считает, что наиболее ценные топовые спецы, получившие предложения о релокации в офисы крупных международных корпораций, часто уезжают безвозвратно.

Наиболее ощутимые потери — в категории «топ». Специалисты возвращаются неохотно, что ведёт к прямой потере человеческого капитала в высшей лиге. «Утечка мозгов» — частная проблема в контексте структурного дефицита трудовых ресурсов в технологическом секторе.

Но проблема не в географическом переезде. Речь идет об «утечке контекста»: Россия теряет людей и глобальные исследовательские тренды, ослабляется интеграция в мировые научные сети и, что критично, внутри страны нет сложного требовательного спроса на высокие технологии.

Павел Охонин в числе возможных решений видит активную политику привлечения кадров через программы возвращения для крупных специалистов и взаимодействие с высококвалифицированными иностранными экспертами. «Требуется масштабная работа по упрощению визовых, миграционных и трудовых процедур», — заключил эксперт.

Генеральный директор компании «ДатаИст» Вячеслав Ананьев расширяет понятие утечки, вводя термин «работа на внешний спрос»:

Утечка мозгов продолжается и расширяется, приобретая новую форму. Не обязательно мозги перемещать физически, можно сделать так, чтобы они работали на зарубежного дядю, оставаясь в пределах РФ. При отсутствии спроса на технологии внутри начинаем удовлетворять внешний спрос. Удалённые команды создают результат интеллектуальной деятельности за рубежом не потому, что они плохие, а потому, что их результат здесь не нужен.

Вячеслав Ананьевгенеральный директор компании «ДатаИст» 

Ананьев указывает на ключевую, по его мнению, проблему:

В России нет рынка IT. Основные деньги крутятся в госзакупках и тендерах госкорпораций. Основной заработок — у интеграторов, а не у вендоров». Это создаёт парадоксальную ситуацию: талантливые инженеры есть, но они либо уезжают, либо обслуживают внешние рынки, потому что внутренний не формирует для них задач мирового уровня», — считает эксперт. 

С этим перекликается и его тревога по поводу снижения технологического уровня массового спроса:

«Сейчас не чувствуется потребность в новых технологиях. Есть потребность в удобствах, красоте и скорости передачи информации. И всё. А нет спроса — нет и предложения».

С Вячеславом Ананьевым согласна и сертифицированный карьерный консультант, HR и основатель сервиса Job Mentor Анна Гагарина, однако она более оптимистична:

Отток специалистов из России в другие страны есть. Проблема ли это? Неоднозначно: рабочая сила всегда уходит туда, где выше спрос, прозрачнее правила игры и больше возможностей для реализации компетенций, и в этом смысле эмиграция части профессионалов — нормальный процесс для любой открытой экономики. Если смотреть на текущий рынок, трагедизировать ситуацию оснований немного. В отрасли уже работает более миллиона специалистов, при этом, по откликам и конкурсу на вакансию, картина скорее «здоровая» — порядка 5-8 резюме на место, в зависимости от региона и профиля. У компаний по‑прежнему есть доступ к релевантным кандидатам, а у специалистов — к возможностям трудоустройства. С точки зрения развития, логичнее фокусироваться на росте внутреннего рынка: чем больше в России сложных технологических проектов и интересной работы, тем у специалистов выше мотивация оставаться.

Анна Гагаринасертифицированный карьерный консультант, HR и основатель сервиса Job Mentor

Что нас ждет: какой он, российский путь к Силиконовой долине

Так есть ли будущее у российской инновационной среды — сможет ли она когда-нибудь породить аналог Кремниевой долины, а лучше — превзойти этот опыт? Эксперты сходятся в одном: слепо копировать калифорнийскую модель бесполезно и даже вредно. Будущее — в том, чтобы укреплять связи между разрозненными кластерами и выращивать уникальную среду, которая будет отвечать российским реалиям и компетенциям.

Перспективы, исходя из мнений экспертов, лежат в нескольких плоскостях:

1. Сдвиг от «строительства оазисов» к «выращиванию экосистемы». Как подчеркивает Павел Охонин, важно создать «софт-экосистему», прозрачные правила игры, чтобы сформировать отлаженную экономическую цепочку, на каждом этапе которой создаётся добавленная стоимость.
2. Опора на «органические» кластеры и научные школы. По мнению гендиректора «Элрон» Ивана Лебедева, такие центры могут стать идеальными ядрами для DeepTech-стартапов, если решить проблему их финансовой и рыночной связности.
3. Системная работа с талантами — создание среды, привлекательной для амбициозных умов, внутри страны. 
4. Формирование сложного технологического спроса.  Вячеслав Ананьев настаивает: «Нужно крепко заняться подготовкой продвинутых потребителей, устроить цифровой ликбез, дать малым предприятиям возможность снижать затраты, давать им не дешёвые деньги, а выраженный общественный заказ на инновации». Без воспитания культуры потребления сложных технологий со стороны бизнеса и государства стартапы будут буксовать, считает эксперт.

Российский технологический путь будет уникальным. Он может привести к возникновению распределённой сети сильных узкоспециализированных кластеров (в области био-, нано-, приборостроения, IT), которые найдут свою нишу в новых глобальных цепочках. Формула успеха известна: нужно растить не искусственные «оазисы», а живую экосистему. В ней частные деньги встречаются с научными идеями, а крупный бизнес ставит сложные задачи, которые таланты готовы решать на месте. Мировой опыт это подтверждает. И первый шаг к такому будущему — честный разговор о проблемах, который, как видно из мнений экспертов, уже начался.

*Кремниевая долина стала в России Силиконовой, потому что произошла ошибка в переводе. Английское название — Silicon Valley: Silicon — это химический элемент кремний (Si), основа всей микроэлектроники (полупроводниковые чипы, процессоры). Именно в честь этого элемента, с производства которого началась история региона, долина получила название.

Читайте также

Индийское цифровое чудо: как страна стала хабом IT-аутсорсинга и почему скоро айтишники оттуда могут остаться без работы

Российский IT-рынок 2025: парадокс кадрового голода на фоне рекордной безработицы